— Разве… не ужасная… телега?.. Мать не хочет… с ней расставаться…
Залаяла собака.
— А кто пассажир?
— Джилл. Они были у ветеринара… — Джон выглядел обеспокоенным. — Не подходите к нему, пока не познакомитесь.
Миссис Гаровей вылезла из машины, потом выпустила собаку.
— Подержи пса! — крикнул Джон, но тот уже несся к ним. Могучее животное ростом с колли, но с черной и жесткой шерстью. Джон бросился к Гейвину, вопя: — Джилл, лежать!
Но собака обогнула его и продолжила бег. Миссис Гаровей бегом бросилась по лужайке. Широкая спина сына загораживала ей вид. Она отклонилась в сторону и застыла на месте. Джилл сидел, положив передние лапы на ладони Гейвину Родсу. Потом приподнялся и лизнул лицо.
— Ну, и дела! — воскликнул Джон.
Он не сводил глаз с Гейвина и собаки. У него была испуганно-удивленная улыбка. Миссис Гаровей повернулась и направилась к дому.
— Пора заняться обедом.
В ее голосе ощущалась холодность, которую она не могла сдержать. Позже лицо ее подобрело, но сдержанность осталась. Она была настороже, хотя ее поведение беспокоило Джона. Если Гейвин и заметил это, то вида не показал. Прекрасный гость, спокойный и немногословный. Когда они сели обедать, собака улеглась рядом с ним.
— Джон, — резко сказала миссис Гаровей. — Отправь собаку в другое место.
— Но ему здесь хорошо, мама. Если он не мешает Гейвину.
Гейвин словно не заметил напряжения между матерью и сыном, сказал, что ему лестно, потом заговорил о собаках. В разговоре Джон сообщил, что они с матерью купили Джилла щенком у пьяного шведского моряка.
— Вам повезло. Настоящий аристократ! — Джон удивился, и даже миссис Гаровей проявила интерес. Гейвин продолжил: — Ротвейлер хороших кровей.
— Вы, похоже, большой знаток, — кисло проворчала миссис Гаровей.
— Я — кладезь пустых знаний. И как фокусник… — он продолжал болтать, пытаясь разрядить атмосферу, пока Молли не принесла кофе. На подносе стоял темный пузырек.
— Не забудьте принять это вечером! — строго сказала служанка.
Джон нахмурился, увидев, как мать положила на ладонь две крупных желтых капсулы, и с раздражением спросил.
— Неужели нельзя обойтись без лекарств?
Энид Гаровей покраснела, потом побледнела. Чуть не с вызовом положила капсулы в рот, запила водой, не произнеся ни слова. Гейвин воспользовался паузой, достал из кармана плоскую коробочку, извлек пару белых таблеток и проглотил их. Потом обратился к хозяйке:
— Беда с молодыми людьми — они не понимают важности пищеварительного тракта.
Его реплика повисла в воздухе. Джон словно ее не услышал, а миссис Гаровей пробормотала:
— Мне велели принимать смесь витаминов…
Гейвин пожал плечами, но больше не разжал рта. Они перешли в гостиную в неловком молчании. Джон что-то пробурчал и отправился в угол, чтобы порыться в дисках. Миссис Гаровей уселась в свое кресло рядом с роялем. Гейвин сел на диван и стал гладить Джилла по голове, который с умоляющим видом положил ему лапу на колено.
— Мне кажется, — сказал он, — наш друг просится погулять. Можно?
Потом встал и вышел из комнаты в сопровождении собаки. Когда дверь за ними закрылась, Джон подошел к матери и неуверенно спросил:
— Послушай, мама, что ты делаешь? Скажи прямо. Мои друзья тебе не нравятся? Да или нет? К тому же есть правила гостеприимства!
— Я не понимаю тебя, Джон, — она подняла глаза на сына.
— Наоборот, отлично понимаешь, — он с силой втянул воздух. — Будь откровенная и скажи: не желаю видеть в доме Гейвина Родса. Или будь повежливей! Я уже не мальчик. Этот человек — мой лучший друг.
Он отвернулся и принялся расхаживать по комнате. Глаза миссис Гаровей наполнились слезами.
— Я не хотела… я не отдавала себе отчета… что была невежливой с доктором Родсом. Прошу меня простить, дорогой.
— Я не понимаю твоего поведения. Это так не похоже на тебя.
— Джонни, я старая женщина. И ревную. У меня были проекты для нас с тобой, когда ты будешь не с Бетти Лу… — ее голос надломился, и она спрятала лицо на плече сына. Лоб Джона разгладился. Она отодвинулась, достала носовой платок и вытерла слезы. Потом поцеловала сына: — Прости меня, Джонни.
Джон усадил ее, принес стопку коньяка и сел на подлокотник кресла. И принялся рассказывать матери, как зародилась их дружба, когда Джон стал учеником Гейвина. Его глаза блестели.
— Ты даже представить не можешь, что означает для меня такой друг, как Гейвин. Он столько для меня сделал… Он показал мне мое истинное призвание. Я буду писать, мама. Писать! Пока не создам шедевр, достойный нашего имени. Мама, я буду писателем.
— Прекрасно, мой дорогой, — она схватила его за руку, сжала ее. — Может, дашь мне прочесть то, что написал?
— Конечно, завтра же…
— Думаю, надо это отметить… — она услышала лай и шаги Гейвина и поспешила добавить: — Какой шанс! Доктор Родс выпьет вместе с нами.
Атмосфера разрядилась. Потягивая виски, Гейвин сообщил, что Джилл довел его до пляжа.
— Хитрюга, — сказал он, похлопывая пса по загривку, — большая хитрюга! Пока я сбегал вниз — не люблю спускаться и подниматься, как черепаха, — не мешал мне, а шел на четыре ступеньки сзади, не пытаясь обогнать.
Пес поднял морду и положил на подлокотник кресла.
— Какое доверие, прямое подтверждение клише о детях и собаках! — засмеялась миссис Гаровей.
— Хочу заметить, — сказал Гейвин, — не стоит доверять клише. Не всякий человек, которого любят дети и собаки, достоин доверия и интереса. Кто знает? Быть может, я решил похитить ваше столовое серебро. Или еще хуже…